[ava]http://savepic.net/7847181.png[/ava]«Конечно, лучше. У Эдварда дурацкая причёска, дурацкое лицо, а ещё крайне оригинальные представления о том, что нужно девушке, и сверкает на солнце он, как гламурная принцесса. Ты — совсем другое дело».
Мысленные ответы давно вошли в привычку. Она слишком любила говорить, и просто не могла оставить без ответа некоторые реплики. Однако разговор имеет обыкновение течь дальше, и постоянно возвращаться к давно сказанному или перебивать — что саму себя, что собеседника, — по меньшей мере глупо.
«Шустрик Лори» прокатилось где-то внутри тёплым комком. Ло-ри. Так просто и непривычно, так... нежно?
«С тобой-то можно, ведь ты — правильный», — думала она без тени сомнения. Доверять едва знакомым людям опасно, и кому, как не ей, это знать. Западать на них тоже не желательно, но с этим Шустрик Лори поделать ничего не могла.
— Пока ни над каким. Или правильнее сказать «уже». Вот завтра отредактирую статью, и начну искать новые приключения, — улыбнулась она, с удивлением отметив, что события этого тяжёлого, бесконечно длинного дня, кажутся чем-то давно пережитым. Так или иначе, говорить об этом ей не хотелось. Ей вообще не хотелось говорить, только слушать Тёмного Рыцаря, потому что его голос... Ох.
«А тебе — дано?» — задалась она логичным вопросом после слов о серых буднях, однако спрашивать посчитала бессмысленным. Скоро сама увидит, да или нет, сделает выводы и расставит по полочкам все впечатления. Торопиться некуда... да?
Пожарная лестница стала для неё настоящим испытанием. Выше, ещё выше, ступенька за ступенькой, вниз не смотреть, ни о чём не думать. Смотреть только на него, ступенька, ещё ступенька, давай же, Лори, поднимайся, это всего лишь лестница. Он говорил, она умирала от страха, но карабкалась следом, изо всех сил цепляясь пальцами за железо, а сердцем — за его голос. Можно было просто сказать ему о страхе, можно было попросить найти другой путь, вместе они, верно, нашли бы выход, но она не хотела показаться трусихой или диктовать свои условия. Согласилась на прогулку — будь добра потерпеть, тебя же предупредили, что будет высоко.
— ...собственно, на неё мы и лезем, — на этих словах она зажмурилась на несколько секунд и бесшумно сглотнула ком в горле. Главное, ничем не выдать, что испугалась. Рассказ, тем временем, продолжался, только думать над ним не было никаких моральных сил. Джереми говорил, и это было главным, его голос помогал девушке собрать всё своё мужество и удержаться от позорного визга.
Когда юноша протянул ей руку, она сделала пару робких попыток отказаться, аргументируя тем, что она сама молодец, и вообще справится, но Джереми настаивал, и она поддалась довольно быстро. Из опасения, что тот передумает, и оставит её, такую вредину, один на один с переходом от лестницы к крыше. От одной мысли о подобном исходе ей становилось нехорошо.
Паническое осознание «я на крыше!!!» затмилось спокойным тоном Джереми, который обратил внимание девушки на надпись. Теперь она, наконец, осознала смысл слов, которые слышала во время подъёма, и, сложив в голове кусочки мозаики, поёжилась. Получалось жутковато, и Долорес, никогда в своей жизни не допускавшая суицидальных мыслей, твёрдо пообещала себе подняться на эту крышу, если вдруг однажды захочет свести счёты с жизнью.
~
А затем он показал свой рисунок.
Долорес замерла, до боли в глазах вглядываясь в творение Джереми. Её взгляд блуждал по стене, отмечая каждую деталь, каждый переход цвета и каждую выбоинку на стене. Она молчала, когда он закончил говорить, молчала, когда ненавязчиво-дурашливым вопросом спросил её о впечатлении, молчала, когда подошла к рисунку почти вплотную и приложила к стене ладонь. Кончики её пальцев скользили по рисунку; с таким вниманием касаются только слепые, когда хотят изучить наощупь то, что им не дано увидеть. Охваченная бурей ощущений, она никак не могла оторваться от созерцания или хотя бы разрушить ею же созданную паузу.
Побледневшая, местами чуть облупившаяся краска и чужие граффити не имели никакого значения. Всем вниманием Долорес завладела совершенно особенная магия: это была красота.
Продолжая рассматривать рисунок, она отступила от стены. Подошла к Джереми, прислонив голову к его груди, и очень тихо сказала:
— Держи меня крепко, ладно? Я боюсь высоты.
Она нашла в себе силы перевести взгляд на него, и впервые за очень долгое время не находила слов. Все эпитеты, которые приходили в её голову, казались нелепыми и напыщенными, пустыми фальшивками, которые при всём старании не могли выразить её ощущений. Долорес надеялась, что её взгляд и доверительная поза скажут намного больше.
— Спасибо. — На грани слышимости.
«За то, что показал. Не картину — себя».
Человеку, способному создать такое, она без колебаний доверила бы всё, что у неё есть.