Ева прикрыла глаза.
Чувство голода было очень велико и оно нарастало. Впрочем, ей приходилось представлять изо всех сил, что это вкусно.
Есть людей довольно сложно, особенно живыми. Дело даже не в том, что у них есть одежда, которую можно легко содрать голыми руками, как и любую амуницию, дело не в сложности вскрытия. Не сложнее лошади или свиньи. Этот был мёртвым, так что... Вообще просто. Ни крика, ни страха в глазах. Она напала за всё время только на одного человека живым и ей это не понравилось. Он угрожал Герберту пистолетом, поэтому нужно было что-то сделать. Она объела только шею, в общем-то. Она сдержалась. Геб был не особо доволен, но... Это лучше, чем если бы пуля оказалась в нём, а не в ней. Окмонтские власти осудили этого человека, а не её. Она не дала ему встать, проткнув его голову трубой. Вот за это её осудили - она сломала водопровод. Но потом они его починили и даже высадили цветы перед тем домом. Ромашки. Красивые.
Людей неприятно есть потому, что они люди. Если ей Геб давал уже чистое мясо, то это одно, да он и давно не давал ей человечины и она давно её не просила. Перед собой ты видишь личность. Видишь того, кто был КТО, а сейчас превратился в ЧТО.
Может, поэтому люди первое время боялись их? Зомби. Однако... Тот страх, который был у Виктора Франкенштейна был другим. У него был настоящий ужас, отвращение. Она ничего ему не сделала. Она не заслуживала того взгляда. Он как будто не просто думал, он знал, что она должна превратить его в ЧТО. Обязательно. Она не собиралась.
Люди Окмонта просто сторонились, проверяли. Потом привыкли. Потом стали даже дружить. Их предупредили про опасности укусов, крови и других жидкостей. Все соблюдали правила и всё шло хорошо. Виктор ненавидел её просто за то, кто она. Она возненавидела его в ответ. Просто за то, кто он.
Этот юноша. Очень здоровый. Никаких внутренних патологий, нет лишнего жира, лёгкие без следов табака, нет туберкулёза, нет внутренних паразитов. Редкость, кстати. И он был очень красив. Ева перешла на голову в самом конце, полюбовавшись этими чертами. Даже отдельно, голова такая красивая.
- Прости, - сказала она как-то грустно, - мне очень жаль, что тебе пришлось стать моим ужином. Герберт не хотел. Он больше не будет. Передай это Творцу.
Когда её ужин закончился, она вся была в крови. Открыла дверь в коридор. Посмотрела на всё ещё сидевшего там Герберта. Сверху вниз.
- Убираться будешь сам. Его скальп я не съела. Сожги тоже.
Капая кровью по коридору, она побрела к душевой. Её живот разбух от обилия пищи, но она так быстро переваривалась и... Становилась её частью. Стоя под струями воды она посмотрела на свои бёдра. Пятна исчезли.
И с тех пор больше не появлялись. Она больше не разлагалась.
ЧАСТЬ III.
Прошёл год. И не было ни одного инцидента. Вообще ничего особенного. Город процветал, мэр был доволен настолько, что даже намекал Уэсту, что у него есть симпатичная дочь, которая не пропускает ни одной лекции, но Гебу она не понравилась и тема быстро закрылась. Еве казалось, что она милая. Она была похожа на ромашку. Такая же тоненькая и светлая, у неё был приятный запах. Очень вежливая и улыбалась красиво. Такая вся... Трогательная.
В общем, ей нравился не Геб. Ей нравилась Ева. Потому что она однажды пришла к ней и стала трогать её, как это делал Геб, только осторожнее, нежнее. Ева не понимала почему другая женщина делает это с ней, но она не сопротивлялась. Когда тебе делают приятно, разве есть причины сопротивляться? Но, правда, секса не было. Она периодически просила Еву помочь ей с делами, сопроводить. Ева соглашалась. Потому что ей было приятно. Кейлин целовала её в щеку и гладила. И трогала, жалея вслух, что зомби распространить вирус могут и через поцелуй тоже. Это не работало только на Геба.
Герберт бы и не заинтересовался красотой Кейлин. Дело даже не в том, что он не любил ромашки. Он увлекся другой особой и Ева стала замечать, что он не уделяет ей столько внимания, сколько раньше. Наверное, ей нравилась Кейлин потому, что она о ней заботилась. Разговаривала. Учила быть леди. Говорила о красоте женщин и мужчин. Она научила Еву курить и сказала, что нет ничего плохого в том, что она носит брюки, что она зомби, что она сильная и стреляет, как мужчина. Что женщину женщиной делает отнюдь не это. И даже не половые органы. Еве нравилось говорить с ней и нравилось её слушать. Она действительно была очень умной и научила Еву считать и быстро читать. Геб перестал её учить. Та женщина, Линетт, заняла всё его время, а он и рад был его тратить. И деньги. И улыбки. Он улыбался ей так, как никогда не улыбался Еве. Зомби не понимала, почему её это злит. Она чувствовала, что что-то не так. Что-то неправильно.
Кейлин сказала, что Ева РЕВНУЕТ. Объяснила, что это значит. И она сказала, что Линетт не женщина, а шлюха. Ева знала, что это ругательство и спросила почему она так её назвала и что входит в понятие "шлюха". Дочь мэра так рассмеялась, а потом стала отвечать. Она объяснила разницу между женщиной, проституткой, шлюхой, куртизанкой... Объяснила, что Герберт влюблён и не видит недостатков, а Ева их может преувеличивать, потому что ревнует. Ева подумала, что это звучит правдоподобно.
Иногда она трогала Кейлин в ответ. Им обеим нравилось. Странная она была, но в отличие от Линетт ей не нужно было ничего особенного от Евы, она не обманывала её, говоря, что, вообще-то, было бы здорово заниматься сексом, но ей нравится и просто учить Еву тому, чему мужчина не может её научить. Кейлин называла себя суфражисткой, но не совсем больной, как некоторые из них. Кейлин сказала, что попробует узнать о Линетт больше, потому что помимо ревности она увидела, что Ева очень переживает, что эта женщина сделает ему плохо.
Оказалось, что она всегда делала ему плохо. Она обманывала его. Она даже занималась с ним сексом так, как нравилось Герберту, обманывая его, что ей тоже нравится, а сама шептала о его пристрастиях направо и налево. Кейлин честно спросила тогда, мол, скажи, он делал это с тобой. Ева честно призналась, что делал. Сначала они ругались, потому что она думала, что он заставлял её и что он угнетал её, но потом Кейлин сказала, что это даже интересно. Она тянула из него деньги, чтобы разобраться с долгами своего дружка и чтобы уехать с ним из Окмонта. Кейлин дала Еве адрес того места, где они жили, чтобы та увидела всё собственными глазами.
Дочь мэра не знала о том, что будет дальше.
Ева проследила за Линетт и её дружком. Она следовала за ними весь день. Она видела, как она улыбается совсем не так, как Гебу. Она говорила с этим мужчиной не так. Она смеялась с ним не так. Она смотрела на него по-другому. Они пообедали вместе. Они погуляли. Они шли домой, приобнимая друг друга. Ева чувствовала, как всё внутри сжимается, как к горлу подступает удушающий ком, а в голове вспышками пылает злоба.
Кейлин говорила, что Ева любит Герберта и поэтому так чувствует, но Ева не знала правда это или нет. Любовь была слишком сложным чувством и даже умная дочь мэра не справлялась с тем, чтобы объяснить что это. "Ты поймёшь однажды, Ева," - улыбалась Кейлин. "Мы с тобой не любим друг друга. Нам вместе хорошо и интересно. Поэтому ты не испытываешь то, что испытываешь, когда видишь Уэста с Линетт, когда видишь, что я общаюсь с женихом."
Линетт и её мужчина вошли в дом. Ева обошла его кругом и с легкостью взобралась на второй этаж, находя точки опоры на заборе, в уступлениях в стене. Она встала перед их окном и просто наблюдала за тем, как они занимаются сексом. Она так скакала на нём, так кричала, называла его по-всякому и себя тоже. Она не старалась, как с Уэстом, ей не приходилось стараться. Она получала удовольствие. Ева почувствовала, как по её щекам потекли слёзы. Уэст влюбился в неё! Уэст уделял ей время! Уэст тратил на неё деньги! Уэст верил ей! Уэст оставлял Еву одну и даже не слушал о том, что она рассказывала! Уэст даже её пулевое зашивал бурча не о том, что Ева не осторожна, а о том, что это занимает время и он опаздывает! И всё ради того, чтоб его обманывали? Он такого не заслуживал! Пусть бы он любил, да всё равно, но нельзя обманывать! Нельзя так поступать! Нельзя...Герберт заслуживает, чтобы его обнимали, целовали. По-настоящему! Чтобы его не обманывали, говоря, что он замечательный. Чтобы ему смеялись так же, как эта шлюха своему хахалю.
Обида сменилась злостью. Её глаза загорелись алым. Если причина веская, то убить можно. Герберта Уэста обманывают и грабят. Герберта нужно защитить от этого. Его мама просила её защищать его. Она должна прекратить это. Он должен понять. Она же поняла.
Она легко выбила окно, перекувыркнувшись на полу и встав на ноги. Любовники ошарашенно посмотрели на неё. Зомби тяжело дышала и смотрела на них. Линетт слезла с члена мужчины и сложила руки в молебном жесте.
- Я могу всё объяснить! Ева, пожалуйста, ты же женщина. Ты должна меня понять!
- Я женщина. А ты шлюха.
Процедив это, чувствуя, как слёзы всё не останавливаются, а глаза всё ярче разгораются от гнева, она закричала и просто выпустила полную обойму в них обоих. Пистолет. Потом и револьвер. Уже в мёртвых.
Она выронила револьвер и перестала кричать. Звуки выстрела ещё звенели в ушах, а от запаха пороха и горелого мяса стало мутить. Её вырвало. Злость пульсировала в висках одной и той же мыслью.
- Я не сдержалась, - прошептала она, глядя на плоды своего деяния, - я не сдержалась.
Ева упала на колени и горько расплакалась. Плакала она долго, очень долго, за окном уже стемнело, а в голове голос Виктора повторял: "Сожгите это." Она не сдержалась. Как и говорил Франкенштейн. Но ведь одно дело он, другое - Герберт. Правда ведь?
Ева шмыгнула носом, вытирая слёзы и, пошатываясь, дошла до телефона. Она помнила номер их дома. Герберт подошёл к трубке не сразу. Зато едва услышав его, она назвала адрес. Сделала паузу.
- Я не сдержалась.
Она положила трубку и села прямо около тумбочки с ним. В темноте и звенящей тишине.
Если исключать...
- Сожгите это.
[icon]https://funkyimg.com/i/2Z3Fb.png[/icon][nick]Eva[/nick][status]восхитительно.[/status]